А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Губарев cтр.№ 212

– Наука не развивается путем создания каких-то центров. Принято считать, что науку двигают одиночки. В каком-то месте появился ученый, который генерирует идеи. Конечно, на пустом месте они не являются – должна быть некая критмасса, в которой они рождаются.

– Я был свидетелем того, как в вашем институте появились некоторые конверсионные программы. Тогда они занимали порядка 20 процентов всей тематики. Что с ними сегодня?

– Соотношение и сегодня такое же…

– Расскажите о тех работах, которые вы считаете самыми важными, если таковые есть…

– Во-первых, в вашем вопросе я почувствовал подтекст: мол, надо ли оружейному центру заниматься такими работами? Отвечу сразу: надо! Впрочем, если есть возможность… Никогда не надо заставлять делать то, что не хочется делать. В этом случае эффект редко бывает хорошим… Если не возражаете, сейчас я немного пофилософствую. На мой взгляд, в прошлом был неверный подход к той проблеме, которую мы называем «конверсией». В моем понимании это было появление новых направлений и технологий в Минатоме. Было желание и стремление перенацелить часть работы предприятий на новое для коллектива дело. Делалось это механически: мол, надо! И это мы почувствовали на себе, когда осуществили ряд разработок. Но когда мы начали внедрять их в жизнь, то поняли, что людей и организаций, которым это интересно, нет. У нас в институте, к примеру, не было специалистов, которые хотели бы заниматься внедрением этих «конверсионных» разработок.

– Почему?

– Изначально формировался коллектив, в котором исследования и специальные разработки были основными, и именно эти проблемы притягивали сюда людей. Ученый выдвинул идею, проверил ее, получил положительный результат. Он выполнил свою задачу, а заниматься воплощением собственной идеи ему уже неинтересно. Он начинает заниматься совсем другим делом, другой идеей. А «конверсия» подразумевала иное построение работы. В таких центрах, как наш, создается опытный образец, а серийное производство идет уже на специализированных заводах. Нас же пытались заставить делать все, а потому «конверсия» на оборонных предприятиях пробуксовывала. Та программа не оправдала себя. Хотя я могу сказать, что есть работы, которыми мы по праву можем гордиться.

– Приведите, пожалуйста, несколько примеров.

– Рентгеновский компьютерный томограф. Гордиться им как технической системой не могу. Современным зарубежным образцам он уступает по возможностям, по сервису, по ряду других параметров. Однако мы решили проблему, которую перед собой ставили. Работы начались в начале 90-х. Но денег не было, а потому лишь обсуждались какие-то идеи. Ни макетов, ни испытаний делать мы не могли. Только в конце 1999 года появились средства, и то, что мы обещали, сделали. Томограф стоит сейчас в Челябинском онкологическом центре и работает неплохо. К сожалению, другой томограф из Германии там не действует. Нужны большие деньги для расходных материалов, а их пока нет. Это обычная история: зарубежная фирма продает нам оборудование довольно дешево, но потом компенсирует деньги за счет обслуживания и расходных материалов. На эту довольно примитивную уловку попались многие медицинские учреждения. Вполне естественно, теперь предпочтение они отдают нашему томографу.

– Вы говорите, что не было опыта. Но ведь своеобразная томография нужна и для ядерных изделий, разве не так?

– Томография – это восстановление изображения по многим проекциям, а для а наших изделий мы делали одну-две проекции. Так что считать, что мы осуществили «перенос» наших методов в медицину, неверно. Над созданием томографа работал весь коллектив института – каждый отдел создавал то, что ему ближе. И если говорить откровенно, то создание томографа гораздо сложнее, чем той аппаратуры, которую мы использовали для измерений параметров ядерных и водородных взрывов.

– Непривычно такое слышать!

– При регистрации работ с ядерным оружием есть свои нюансы, там очень много особенностей. Но с точки зрения «восстановления изображения» томограф сложнее. Хотя, безусловно, весь опыт создания измерительной аппаратуры при ядерных испытаниях пригодился и при этой работе, и при других. Еще одно «конверсионное» направление – это исследования по атомной энергетике. Частично мы работали в этой области. Многие системы, которые создавались у нас, «перешли» на атомные станции, в частности те, что связаны с управлением и безопасностью. А сейчас мы занялись новыми контейнерами для отработанного топлива. Не буду вдаваться в подробности, просто скажу, что в минувшем году были проведены комплексные испытания нашего контейнера для топлива Белоярской АЭС. Там остановлен «быстрый реактор», но топливо из него не выгружено. Более того, хранить его так нельзя, потому что есть в реакторе и поврежденные сборки, да и «рассыпается» оно. Топливо нужно выгружать и везти либо на переработку, либо на хранение. Контейнер может быть использован как для транспортировки, так и для хранения топлива. С точки зрения науки создание такого контейнера – не очень сложная задача, но для наших конструкторов и инженеров она была довольно значимой. Это хорошее направление и относительно новое для нас. Ведь если работа с военными делящимися материалами регламентируется законами России, то здесь уже нам пришлось выполнять требования МАГАТЭ.

– Они жестче?

– Непривычней. Международных контактов, как известно, в прошлом у нас не было. А следовательно, и опыта взаимодействия с международными организациями тоже… Еще примеры нужны?

– Желательно – последнего времени…

– Появилось несколько новых направлений. Я назвал бы такие, как производство квантовых гетерогенных структур. Речь идет о лазерных диодах и о светодиодах. Последние довольно широко распространены…

– Простите, что перебиваю, но в самом начале 90-х годов у вас занимались оптоволокном и даже обещали, что сможете обеспечить им всю страну…

– Это сделать не удалось. И, может быть, это к лучшему. На Западе вся промышленность, связанная с оптоволокном, в одночасье рухнула. В свое время был «бум», когда прокладывали оптоволоконный канал с Востока до Запада. Но сейчас перспектив нет, а потому это направление, на мой взгляд, развиваться не будет. Для своих нужд мы делаем разные волокна, но это в небольших количествах. Возможно, некоторые волокна и могут найти применение, в частности радиационно-устойчивые, но все-таки о массовом применении говорить не приходится. Иное дело – гетероструктуры.

– За них ратует академик Алферов. Он предлагает создать государственную программу и активно финансировать именно это направление.

– Я согласен с ним! Частный бизнес не будет вкладывать средства в эту область, так как ему гораздо дешевле закупать материалы за границей. Но если мы хотим создавать у себя эту современную высокотехнологическую промышленность, то без государства не обойдемся. Естественно, мы начали развивать это направление позже академика Алферова. Так получается, что сейчас мы работаем параллельно.

– Он не приезжал к вам, чтобы посмотреть на ваши установки?