История Первого Болгарского царства - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Рансимен cтр.№ 34

Если бы Рим позволил Борису оставить у себя Формозия или Марина, история могла сложиться иначе, хотя, вероятно, они, подобно самому Борису, противостояли папскому вмешательству. Но судьба запретила этим честолюбивым прелатам делать карьеру в Болгарии. Оба добрались до высот папского престола, Марин — через отравление, а Формозий — среди бури и суматохи, которая оторвала его от смерти.

Тем временем все греческое считалось модным в Болгарии; греческие ремесленники пришли вместе с греческими священниками, чтобы строить церкви и дома, необходимые христианским господам. Булгары даже стремились изучать греческую науку. Знать спешила послать своих сынов в Константинополь, чтобы совершенствовать их образование ^[253]. Туда также прибыл и князь Симеон, младший сын самого хана. Борис был хорошо информирован относительно событий, происходивших в императорском дворце. Он знал, что там рос принц, младший сын императора Василия, которого отец прочил на патриарший трон. Борис считал эту идею превосходной; она была в духе истинного цезарепапизма. Его младший сын должен был ехать в Константинополь и возвратиться, получив должное образование, чтобы стать архиепископом и примасом Болгарии ^[254].

Мода, однако, изменчива. Болгария не могла стать обычной провинцией Византии. Во многом благодаря великому хану булгарские подданные обладали развитой национальной гордостью и не допустили бы полного поглощения своих традиций греческими; а императорские государственные деятели, дальновидные в своей умеренности и терпении и часто преследуемые призраком Рима, решили не давить на Болгарию слишком сильно.

Их единственной целью теперь стало продвижение христианства в Болгарии так, чтобы оказывать содействие в первую очередь именно самой религии, а не империи. Это была альтруистическая политика, возникшая в значительной степени благодаря подлинному миссионерскому рвению; но так же как за самую альтруистическую политику, за нее, вероятно, пришлось бы в конце концов платить.

К концу 881 г., в то время как римский папа и патриарх все еще официально оставались друзьями, выдающийся человек прибыл в Константинополь — Мефодий, живой апостол славян ^[255]. Он долгое время желал вновь посетить свою родину; и император Василий и Фотий, его старый друг, многое желали обсудить с ним. Мефодий возвратился в Моравию следующей весной ^[256], но Василий не хотел отпускать славянского священника и дьякона со своими литургическими книгами, которые братья написали на славянском языке. Императорское правительство узнало многое из самих уст опытного и великого миссионера; методы Мефодия были взяты на вооружение. Рим долгое время извлекал пользу для себя благодаря деятельности македонских братьев; но Константинополь теперь отправлял их еще дальше и сейчас находился в выигрышном положении. Византия имела одно большое преимущество по сравнению с Римом. Католики едва ли могли допустить проведение литургии на каком-либо другом языке, кроме латинского, в то время как греки не имели таких предубеждений; они видели, как грузины поклонялись Богу на грузинском, авасги (абхазы) на абхазском; и обе, грузинская и абхазская, церкви были признаны и находились под властью константинопольского патриарха. Василий и Фотий решили использовать литургию святого Кирилла. Славянская школа была основана в Константинополе, возможно, с идеей использовать ее как тренировочную площадку для обращения в христианство русов и, конечно, чтобы помогать установлению религии в Болгарии ^[257].

885 г. стал поворотным пунктом в истории славянского христианства. В этом году в Моравии умер Мефодий, и вся его работа могла погибнуть. Иоанн VIII в конце поддержал миссионера, но Марин оставил его, а Адриан III и Стефан V продолжали выступать против Мефодия, убежденные ложными наветами Вихинга, католического епископа Нитры, и отказом Мефодия присоединиться к Риму в ереси, заключавшейся в искажении Никейского символа веры. Смерть Мефодия означала конец славянской литургии в Центральной Европе. Он назвал самого способного ученика, Горазда, своим преемником; но Горазд был бессилен против латинской и немецкой интриги, поддерживаемой светскими властями, например королем Святополком. Лидеры славянской церкви — Горазд, Климент, Наум, Ангеларий, Лаврентий и Савва — были захвачены и заключены в тюрьму вместе со своими последователями. Пока они находились в тюрьме, приговор был вынесен. Многие из младшего духовенства оставались в пленении; более видные были осуждены на бесконечное изгнание. Однажды этой зимой небольшая группа верующих, возглавляемых Климентом, Наумом и Ангеларием, была привезена под охраной к Дунаю, и там оставлена на попечение собственной судьбы ^[258].

Этой же зимой посольство от императора Василия посетило Венецию. Когда оно проезжало мимо палаток еврейских торговцев, внимание посла привлекли некоторые рабы. Он обнаружил, что они представляли славянское духовенство, проданное моравскими светскими властями за ересь. Он знал, что его господин интересовался такими людьми, поэтому он купил их и привез с собой в Константинополь. Василий был очень рад, принял их с честью и даже предоставил им приходы ^[259]. Некоторые отправились вскоре, вероятно, по воле императора, в Болгарию, снаряженные книгами по славянской литургии ^[260].

Но они не были единственными священниками, устремившимися в Болгарию. Климент и его последователи, спустившиеся к Дунаю, желали достичь этой страны, которая казалась им Обетованной землей истинной ортодоксальной веры. Вовремя они прибыли в Белград, большую приграничную крепость, где наместник, таркан Борис ^[261], радостно приветствовал их и отправил ко двору в Плиске. Прием хана был даже еще более теплым, чем таркана; Борис был рад видеть при своем дворе опытных и выдающихся славянских миссионеров, которые могли сделать его менее зависимым от греческого духовенства, в то время как императорское правительство, проводя свою альтруистическую политику, не могло возражать против этого. Аристократия двора последовала примеру своего монарха; чиновники государства поспешили предложить гостеприимство святым посетителям. Эсхач, сампсес, занялся Климентом и Наумом, в то время как Ангеларий гостил у некоего Чеслава ^[262].