От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. | Нина Владимировна Васильева, Виталий Богданов, Виктор Гаврилов | страница 59 | pharmateka.ru

Но у японского руководства была еще одна, возможно, самая главная цель. Япония начиная с лета 1938 года вела активные переговоры о заключении военного союза с Германией и Италией. Как раз в это время среди влиятельных кругов германского руководства стали нарастать весьма скептические настроения относительно военных возможностей своего дальневосточного союзника. С другой стороны, наметилось желание влиятельных кругов Берлина пойти на примирение с СССР даже в ущерб Антикоминтерновскому пакту и союзническим отношениям с Японией, которая «доказала свое бессилие в Китае»^[418]. Наконец, внутри страны у радикальных групп среди японских военных нарастало недовольство отсутствием успехов в войне с Китаем. Поэтому японское руководство, идя на расширение военного конфликта в районе р. Халхин-Гол, хотело доказать и союзникам, и недовольным внутри страны, что японская армия обладает высокими боевыми возможностями, а с другой стороны, намеревалось подтолкнуть Германию к заключению военного соглашения, острие которого было бы направлено против СССР^[419].

Исходя из этого, в японском генштабе было решено осуществить вторжение на территорию МНР. В случае удачи военные действия предполагалось развернуть по всей обширной границе Дальневосточного края для захвата территории от Байкала до Владивостока. При этом, как предполагал японский кабинет, Германия в силу обязательств по Антикоминтерновскому пакту должна была выступить против СССР на Западе.

То, что в МНР находились советские войска, было хорошо известно в Токио, и там прекрасно понимали, что вторжение японской армии на территорию этой суверенной страны повлечет за собой вооруженное столкновение с частями Красной армии. В столице империи к военным действиям готовились с таким расчетом, чтобы сразу же после первого удара добиться победы над объединенными силами советско-монгольских войск. Предполагалось разгромить эти войска на территории Тамцак-Булакского выступа, а затем стремительным броском через столицу республики Улан-Батор выйти к границе Советского Союза южнее Читы. После этого должен был последовать еще один удар в направлении Байкала, чтобы перерезать Транссибирскую магистраль и отторгнуть Дальний Восток от остальной территории страны. Одновременно с ударом в направлении Байкала предполагалось начать наступление в Приморье и захватить район Владивостока.

Ведя дело к открытому конфликту, японское руководство возлагало большие надежды на активную поддержку своих действий со стороны феодальной знати и высшего ламаистского духовенства Монголии, выступавших против просоветского режима в МНР. Ставка делалась и на дезорганизованность Монгольской народно-революционной армии, обескровленной репрессиями 1937–1938 годов, когда было уничтожено абсолютное большинство высшего и среднего комсостава, тем более что в 1939 году репрессии в МНР еще продолжались^[420].

В конце тридцатых годов японская армия сделала значительный шаг вперед в своем техническом оснащении. Военная промышленность, развивавшаяся после начала китайского «инцидента» особенно быстрыми темпами, снабжала армию новой современной боевой техникой. Война в Китае дала толчок и быстрому увеличению численности сухопутной армии империи. Число японских пехотных дивизий увеличилось с 23 в 1937 году до 44 в 1939 году, а общая численность сухопутных войск – с 950 до 1240 тысяч человек. Число авиационных эскадрилий возросло за это же время с 54 до 91^[421]. Дивизии японской армии, полностью оснащенные новой боевой техникой по штатам военного времени, отлично обученные, имевшие тщательно подобранный офицерский и рядовой состав, представляли грозную силу и, как показали дальнейшие события, были серьезным противником.

К 1939 году значительно увеличилась численность Квантунской армии. Это была крупная стратегическая группировка японских войск, имевшая в своем составе несколько армейских групп. На границе с Приморьем располагались 1-я и 2-я армейские группы, в состав которых входило около девяти дивизий и одна кавалерийская бригада. Против Благовещенска была сосредоточена 3-я армейская группа (около двух пехотных дивизий). 4-я армейская группа была развернута против восточных границ МНР и Забайкалья. В ее состав входили две пехотные дивизии, сводный отряд гвардейской дивизии и две кавалерийские бригады, а также войска Маньчжоу-го. Каждая пехотная дивизия, укомплектованная по штатам военного времени, по численности была равна стрелковому корпусу Красной армии. Общая численность японских войск в Маньчжурии достигала 359 тысяч человек. На вооружении Квантунской армии имелось 1052 орудия, 585 танков и 355 самолетов. К этому следует добавить японские войска в Корее, имевшие в своем составе две пехотные дивизии с частями усиления общей численностью в 60 тысяч человек. Они имели 264 орудия, 35 танков и 90 самолетов. Обе дивизии располагались в северной части Кореи у советских границ и предназначались для удара по Владивостоку^[422].

Японским войскам, сосредоточенным у восточных границ МНР, противостояли кавалерийские дивизии монгольской армии (4860 человек) и войска 57-го особого стрелкового корпуса, численно-боевой состав которого к октябрю 1937 года составлял до 30 тыс. личного состава, 280 бронеавтомобилей и 265 танков. Штаб корпуса располагался в Улан-Баторе. На аэродромах МНР стало базироваться более сотни самолетов. В состав корпуса вошли мотострелковая дивизия, механизированная и две мотоброневые бригады, отдельный мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи, шесть автомобильных батальонов с 5 тыс. автомашин обеспечивали транспортировку и снабжение частей^[423].

Монгольская Народная Республика была в те годы самым ближайшим и надежным партнером СССР – единственная из дальневосточных стран-соседей СССР, с которой было реально создать систему коллективной безопасности, основанной прежде всего на военной взаимопомощи. «В активе МНР как союзника для Советского Союза самым главным являлись ее геостратегическое положение в самом центре Азии, фактическое следование в фарватере советской внешней политики, зависимость от экономической помощи и расчеты на содействие в окончательном отделении от Китая» (См.: СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны. М., 2010. С. 14). Самая уязвимая сторона безопасности МНР заключалась в неопределенности ее международного статуса, что не позволяло Улан-Батору принимать активное участие в международных делах и вынуждало возложить эту функцию на СССР.