История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 146

Неискренность поступков Коваленского скоро обнаружилась. Он уверил Георгия, что Лазарев ничего не значит и находится в полной от него зависимости, что министру поручено даже заботиться о продовольствии войск и их благосостоянии. Царь стал передавать все свои приказания и распоряжения через Коваленскаго. Лазарев не принимал их и просил Кнорринга уверить Георгия, что он не капрал, «а то он, – писал Лазарев, – не знаю по чьим наговорам со мною никакого дела иметь не хочет. Я не могу уверить его, что отнюдь от министра не завишу…».

Добрые отношения между представителями нарушились. Сохраняя сначала наружное уважение друг к другу при свиданиях и встречах, Лазарев и Коваленский заочно действовали друг против друга и дошли до того, что поссорились окончательно.

Вскоре после прибытия в Тифлис полка Коваленский успел убедить Георгия в необходимости преобразовать тифлисскую полицию при содействии чинов полка. Для сохранения же внутреннего спокойствия в крае Коваленский хотел, чтобы полк от времени до времени делал некоторые передвижения. На первый раз он требовал от Лазарева, чтобы тот занял двумя или тремя ротами крепость Гори, лежавшую на реке Куре, в 70 верстах от Тифлиса.

Не имея никакого распоряжения и не получив приказания, очень естественно, что Лазарев не соглашался на исполнение таких требований. Если войска нечем было кормить в Тифлисе, то в Гори они должны были терпеть еще большую нужду во всем.

Отказ Лазарева повел к большим еще недоразумениям его с Коваленским. Последний просил Кнорринга положить границы их сношениям между собою.

Лазарев открыто и прямо высказывал свое неудовольствие на Коваленского и не скрывал своих поступков. Коваленский, напротив, начав с первого шага поступать неискренно, должен был неправдою и защищать себя. Для прикрытия своих действий министр клеветал на Лазарева и старался обвинить его во всем.

Коваленский жаловался Кноррингу, что нерасположение к нему Лазарева дошло до того, что тот преследует тех офицеров, которые были приняты в его доме; что под предлогом, будто полковник Карягин не был один раз на разводе, Лазарев оштрафовал его вычетом месячного жалованья; что он не хотел первый сделать визита царю Георгию и взыскивал с провиантмейстера за то, что тот по своим надобностям не относился прямо к царю.

Георгий прислал солдатам чихирю и балыков. Лазарев принял их, но сказал, что этого мало, что солдатам нужны провиант и крупа. Коваленский тотчас же сообщил кому следует, что Лазарев затрудняет прием царских подарков.

«Человек сей совсем переменился в своих душевных расположениях, – писал затем Коваленский Кноррингу про Лазарева, – ему кажется, что я вмешиваюсь без права в попечение о продовольствии, дело долга служения моего и такое, за которое, казалось бы, должно быть ему благодарным».

Потерявший жену и дочь, оклеветанный Коваленским, Лазарев не считал необходимым оправдываться. Он просил только уволить его в отставку.

«Прошу ваше превосходительство, – писал он Кноррингу, – будьте Моисеем и выведите народ из работы вражией».

Вскоре положение Лазарева и его полка сделалось еще более затруднительным и тягостным. В войсках открылась чесоточная болезнь и начали появляться желчные горячки между офицерами и нижними чинами. Лазарев просил Кнорринга разрешить ему вывести полк из Тифлиса и расположить его в балаганах около города или в ближайших селениях.

Солдаты терпели крайний недостаток в крупе, провианте, дровах и в других жизненных потребностях. Георгий приказывал удовлетворять; ему доносили, что все исполнено, но ничего не делали.

Изданная грузинским правительством такса на все жизненные потребности не улучшила положения войск. Купцы или вовсе не продавали ничего и запирали лавки, или продавали припасы только своим знакомым, и то по гораздо высшей цене. Лазарев просил Георгия распорядиться, чтобы припасы были продаваемы, без всякой утайки или прижимки, по назначенным ценам; но и эта просьба, как и многие другие, осталась неисполненною.

Командовавший войсками в разговоре сказал адъютанту царскому, князю Чавчавадзе, что если полк не будет обеспечен, то как бы Георгию не лишиться его вовсе. Царь прислал сказать, что употребит все силы к удовлетворению Лазарева, хотя бы пришлось ему для того заложить своего сына.

– Моего душевного огорчения, – отвечал Лазарев, – его высочество не в силах обратить в веселость. О себе я ни слова не говорил, а сказал, что рискую за недостатки в полку потерять милость своего государя. Лично я не имею ни в чем нужды, получаю от государя жалованье и имею свои деревни. Одна моя претензия состоит в том, чтобы полк, мне вверенный, получал все то, что ему следует. До тех пор пока он не будет удовлетворен, я от своих требований не отстану. Но как я вижу, что его высочеству не угодно удовлетворить, то беспокоить его больше не стану, а буду доносить своему начальству на линию (Кавказскую).

В тот же день было послано приказание об удовлетворении полка всем необходимым; но и оно, по обыкновению, осталось неисполненным.

– Если полк вам нужен, то берегите его, – говорил опять Лазарев князю Чавчавадзе.

Царь прислал к Лазареву своего сына-наследника с просьбою потерпеть и не доносить Кноррингу.

– Государь ваш и вы христианин, я также, – говорил царевич Давид. – Сделайте милость, потерпите и не доносите. Я знаю, что если вы донесете, то полк возьмут, и мы пропали.

– С неделю могу еще потерпеть, – отвечал Лазарев, – но дальше молчать не буду. Его высочество и без полка останется царем, а я рискую быть наказан.

Разговор этот все-таки остался разговором: положение солдат нисколько не улучшилось.

«Здесь все идет, как у нас в присутственных местах, – доносил Лазарев, – там все завтра, а здесь икнеба, т. е. будет, но от того ничего не бывает».

В таком положении были дела при самом начале вступления наших войск в Грузию. Положение этой страны было так расстроено, недостатки во всем так ощутительны, что, при всем своем желании, Георгий не мог вполне удовлетворить тех, которые были присланы на его защиту.

«Царь взял всех лошадей офицерских на свой прокорм, – писал Лазарев, – и одну баню в неделю позволил солдатам безденежно мыться; вот все его благодеяние полку. При всем том он весьма желает, чтобы полк был всем удовольствован; но его приказания худо выполняются, и, словом сказать, никто его не слушает».

Лазарев, смотревший на дело просто, без задней мысли, отдавал справедливость Георгию и не думал возводить на него каких-нибудь обвинений. Совершенно противно тому поступал Коваленский. Руководимый тайными целями, он стал на ложный путь прежде всего тем, что посылал несправедливые и противоречивые донесения в Петербург. Министр писал об отличном приеме, об особом уважении, которое ему оказывает Георгий, и проч. Когда же увидал, что заранее составленные фейерверочные донесения не оправдываются на деле, что Лазарев, не получая провианта и помещения, должен будет донести о том Кноррингу и обнаружить тем несправедливость его донесений, Коваленский, чтобы свалить с себя вину, не имел другого выхода, как прибегнуть к обвинению Лазарева.