История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 169

«Мы написали вам это письмо, – говорилось в воззвании, – кто его увидит первый и утаит, не объявляя его тем, к кому оно адресовано, тот да будет отлучен Пресвятою Троицею и проклят душою и телом».

Сообщив в городе Гори, что по духовному завещанию царя Ираклия следует царствовать Юлону, и объявив, что они о том писали императору Павлу, царевичи, дети Ираклия II, увещаниями и угрозами приглашали грузин присоединиться к ним.

Царевичи Вахтанг и Мириан склонили имеретинского царя Соломона II написать императору Павлу письмо и просить его о возведении на грузинский престол царевича Юлона. Письмо это, доставленное Кноррингу, было отправлено в Санкт-Петербург.

Брат Давида Баграт объявил жителям, что царевич Давид уже объявлен царем Грузии, стал приводить силою народ к присяге, а братья покойного царя собирали войско с намерением напасть на город Гори.

«Известно вам, – писал Теймураз к Амилахварову, – что государь пожаловал царство Давиду, а карталинцы хотят повеление государя преступить. Между карталинцами ты первый. Кто вам спустит, что вы в подписке Юлону приложили две печати? Если теперь же не покаешься, то ты противник государю. Если же теперь себя не исправишь, то будет вменено тебе изменничество государю. Поставленного царем от государя как ты можешь опровергнуть? Ты уже знаешь, что Давид признан царем и что в сей земле, будучи изменник Давиду, не можешь быть: если поедешь в Россию, то там государь накажет тебя яко изменника; если в Имеретию, то и там нельзя будет тебе жить; если в Турцию, то там превратят хотя не тебя, но детей твоих в турецкий закон. На что себя так обижаешь?»

Среди таких волнений грузинские послы, князья Палавандов и Авалов, подвигались к Тифлису. 5 января они были уже в деревне Коби, в 70 верстах от города, а 8 января прибыли в столицу Грузии, где Лазарев принимал все меры к успокоению жителей.

Грузинам запрещено было собираться на улицах толпами, и всякие ложные слухи опровергались гласным объявлением их несправедливости. Нарушители общего порядка были арестовываемы, несмотря на звание.

Кнорринг, видя из полученных донесений, что царевич Вахтанг был один из тех лиц, которые более всего волновали народ, приказал Лазареву, в случае дальнейших происков, стараться арестовать его. «Для достижения сего предмета, – писал он, – можно после вахтпарада, под каким ни есть предлогом, отрядить сто человек или сколько заблагорассудится. Сия команда должна с наивозможнейшею поспешностию идти к месту пребывания помянутого царевича и арестовать его в ночное время».

Решившись действовать энергично, Кнорринг боялся вторжения соседних народов, которые легко могли воспользоваться беспорядками и бесцарствием в Грузии. Он думал сам двинуться в Грузию, но затруднялся тем, что оставленных на линии войск будет недостаточно для защиты границы от хищничества кабардинцев.

Взяв те войска, которые были назначены императором, и двинувшись с ними в Грузию, Кнорринг оставил бы на линии только четыре батальона мушкетеров, две гренадерские, две егерские роты и десять эскадронов драгун.

Войскам этим приходилось защищать всю линию от Кизляра до Усть-Лабинской крепости на протяжении более 700 верст. Незначительность войск и длина линии обороны крайне стесняли Кнорринга в дальнейших его распоряжениях. Он не знал, двинуться ли ему в Грузию или остаться на месте, обнародовать ли манифест и предоставить Лазареву располагать одними своими силами или же, ожидая дальнейших приказаний нашего правительства, держать до времени полученный им манифест под спудом.

Смерть Георгия уничтожила на некоторое время все предположения нашего правительства в вопросе о присоединении Грузии к России.

Все рассчитано было так, что послы доедут до Тифлиса, Георгий подпишет условия подданства, объявит их народу и отправит новых послов в Петербург. Наше правительство предполагало и надеялось, что присоединение страны состоится при жизни Георгия, и потому, как мы видели, запретило Кноррингу публиковать до времени манифест. Ожидания не исполнились: Георгий скончался прежде возвращения в Тифлис своих полномочных. Желание нашего правительства, чтобы Георгий сам гласно заявил народу о своем намерении, не осуществилось. Застигнутый врасплох, петербургский кабинет пришел к убеждению в необходимости безотлагательного обнародования манифеста.

Обнародование в Петербурге, 18 января 1801 года, манифеста о присоединении Грузии в России вывело Кнорринга из затруднительного положения.

Петербургский кабинет по вопросу о присоединении царства остался на том же пути, по которому шел с самого начала. Несмотря на кончину Георгия и на происходившие в стране замешательства, император Павел все-таки ожидал прибытия в Петербург посланников или депутатов – на этот раз от народа и царевичей, – которых намерен был привести к присяге на торжественной аудиенции и в своем присутствии.

Граф Ростопчин объявил от имени Павла I князю Чавчавадзе, остававшемуся в Петербурге, что император, в виде милости к новым своим подданным, назначит старшего из всех членов царского дома правителем Грузии, под наименованием наместника или царя, при том, однако же, условии, что он будет иметь при себе постоянно «одного из вельмож великороссийских». Ростопчин говорил князю Чавчавадзе, что в Грузии будет учрежден главный суд, под названием совета или департамента Сената; что будут учреждены низшие судебные места и что для устройства всего этого прибудет в Грузию тайный советник Лошкарев.

Кноррингу было предписано поспешить отправлением депутатов из Тифлиса в Санкт-Петербург.

Император Павел, сначала противившийся, а впоследствии убежденный Государственным советом, стал действовать с решимостию и особенным участием в деле присоединения Грузии. Присоединение ее стало любимою и заветною мечтою императора. Князь Куракин, в спальне Павла и на его столе, составлял церемониал для принятия грузинских послов, делая, по приказанию императора, выписки из Memoire du Baron de Brilefeldt. Выписки эти производились накануне дня его кончины, 10 марта 1801 года.

Желая угодить своим новым подданным, император хотел оказать их представителям особое внимание. Всегда говея на Страстной неделе, он в последний год своего царствования отговел ранее, на Крестопоклонной, чтобы, как он говорил, иметь свободное время для принятия в подданство Грузии. При столь торжественном случае находя приличным явиться в одежде прежних их государей, Павел I приказал приготовить для себя далматик.

«Одежда эта, – говорит Котлубицкий, – дарованная византийскими императорами, как отличие, некоторым святителям восточной церкви, сделалась впоследствии священным облачением сперва архиепископов, а потом и епископов, под смиренным именем сакоса.

Вследствие сего распространилась молва, будто бы император желает священнодействовать, для чего и заказал себе архиерейское одеяние…»

Присяга послов в Петербурге вела за собою точно такую же присягу и в Грузии. Исполнение последней возложено было на Кнорринга.

«Я хочу, – писал император Павел, – чтобы Грузия была губерния, и так тотчас и поставьте ее в сношение с сенатом, а по духовной части с синодом, не трогая их привилегий. Губернатор пусть будет кто-либо из царской крови, но под вами, и будет шеф гусарского тамошнего нового полка» ^[515].