От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. | Нина Владимировна Васильева, Виталий Богданов, Виктор Гаврилов | страница 136 | pharmateka.ru

Согласно записи в дневнике итальянского министра иностранных дел графа Чиано от 14 мая 1941 года, по полученным от начальника военной разведки сведениям, нападение на Россию решено и начнется 15 июня^[1137]. 30 мая Муссолини вызвал начальника Генерального штаба У. Каваллеро и сообщил ему о возможности конфликта между Германией и Россией. Он заявил, что Италия не может остаться в стороне от войны и приказал подготовить три дивизии^[1138].

2 июня 1941 года, встретившись с Гитлером в Бреннере, Муссолини настаивал на «окончательном решении русского вопроса»^[1139]. Итальянское правительство заявило о готовности оказать Германии военную поддержку в «походе на восток»^[1140].

21 июня Муссолини позвонил генералу Каваллеро и предупредил, что движение на Восток вот-вот начнется. Тогда же начальник Генерального штаба Италии отметил в своем дневнике: «Ускоряю подготовку экспедиционного корпуса»^[1141].

Однако Гитлер сообщил Муссолини о нападении Германии на Советский Союз практически уже тогда, когда немецкие войска начали вторжение, ночью 22 июня. Позднее дуче по этому поводу заявлял своим министрам следующее: «В ночь на 22 июня Гитлер сообщил мне о своем решении атаковать Россию. Это было историческое решение, и я сразу осознал его значение для будущего Германии и Европы. Перед лицом этих грандиозных событий, способных изменить лицо мира, Италия не может отсутствовать на новом фронте и должна активно участвовать в новой войне»^[1142].

Наиболее откровенно о целях участия Италии в войне на Востоке высказался министр военного производства генерал Фавагросса, который был тесно связан с промышленными магнатами. 21 июня 1941 года на приеме у генерала Каваллеро, когда речь зашла о недостатке металла для нужд военной промышленности, он заявил: «В скором времени дело должно улучшиться, ведь до зимы русский вопрос будет решен, и мы получим доступ к богатейшим ресурсам»^[1143]. К тому же Гитлер в письме от 22 июня 1941 года обещал Муссолини создать для союзников из захваченных в СССР ресурсов «общую базу продовольственного и военного снабжения»^[1144].

Ко времени вступления Италии во Вторую мировую войну в составе ее вооруженных сил числилось 67 дивизий. Из них 43 – пехотные, 24 – «специальные»: бронетанковые, моторизованные и «подвижные». Но только 16 дивизий были полностью вооружены и экипированы, хотя и не полностью укомплектованы личным составом^[1145]. Однако неготовность итальянских войск к войне на Востоке, особенно по сравнению с лучшими соединениями и частями вермахта, не остановила итальянского диктатора. Для Муссолини и его пособников планы получить свою долю добычи, а также расчеты повысить национальный престиж и доказать союзнику-сопернику нацистской Германии свои военные возможности были важнейшими аргументами для участия в агрессии против СССР.

Не забывал Гитлер и о своем дальневосточном партнере. После заключения Тройственного пакта Гитлер и Риббентроп в целях налаживания оперативно-стратегического взаимодействия были полны решимости подтолкнуть Токио к захвату английской военно-морской базы Сингапура в целях нанесения критического удара по Британской империи, что, по мнению Германии, было наилучшим курсом для японской политики в тот период.

3 февраля 1941 года на 8-м межведомственном совещании кабинета министров и начальников штабов армии и военно-морских сил Японии была одобрена программа ее переговоров с Германией, Италией и СССР. Тогда же было решено направить министра иностранных дел Японии Мацуоку с неофициальным визитом в Германию и Италию, а с официальным визитом – в СССР. Целью поездки в страны – партнеры по Тройственному пакту было выяснение направлений в их политике, в частности касающейся США, Великобритании и СССР. Другая цель состояла в том, чтобы попытаться убедить Сталина присоединиться к Тройственному пакту и при посредничестве Германии урегулировать отношения с Советским Союзом на договорной основе по типу советско-германского пакта о ненападении^[1146].

Одновременно на совещании было определено, что важнейшая внешнеполитическая задача Японии должна заключаться в том, чтобы удержать США от вступления в мировую войну, и что ту же задачу должны решать Германия и Италия в отношении СССР. По мнению участников совещания, Германия и Италия должны были дать обязательство не заключать с СССР секретного мирного договора, а в случае его нападения на Японию немедленно нанести удар по Советскому Союзу. Для полного исключения такой возможности предлагалось установить взаимопонимание с советским руководством^[1147].

Согласие с позицией Германии относительно задач Японии «укрепиться в Сингапуре» было заявлено японским послом Осимой 23 февраля 1941 года в ходе встречи с Риббентропом в его замке Фушль^[1148]. Тогда же Риббентроп подчеркнул, что Япония не должна беспокоиться по поводу СССР. «Если возникнет нежелательный конфликт с Россией, мы должны будем взять на себя основное бремя и в этом случае». В то же время в германских военных кругах было сильно распространено мнение о необходимости использовать Японию для давления на СССР^[1149].