История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Закавказье. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 88

Наконец, базиерт-ухуцес — сокольничий и медзаглет-ухуцес – заведовавший царскими собаками. Оба они довольствовались десятой частью с тех птиц и скота, которые собирались собственно для корма ястребов и собак.

Такое содержание было бы, конечно, весьма недостаточно, если бы каждый из должностных лиц не имел побочных доходов от своей должности и не собирал в свою пользу много лишнего.

«Те же чиновники, – говорит автор статьи о царе Соломоне II, – которые ничего не собирали (по своей должности), а, напротив того, передавали другим подарки царя, увеличивали для своей выгоды ценность оных. Например, царь дарил ружье, лошадь или иную вещь. Она стоила 50 р., а ее ценили в 200 р. И кто бы стал возражать против такой оценки? Во-первых, не смел уменьшать значения царского подарка, а во-вторых, тщеславие каждого требовало, чтобы подарок казался для других значительнее, нежели есть в самом деле. У меджинебет-ухуцеса часто оказывались лошади с худыми глазами; у постельничего чаще, нежели у других, портились ковры и линяли войлоки – и так далее, как водится не в одной Имеретин. Даже составители царских грамот на пожалование деревень и те находили возможность получать особенное вознаграждение. Изменить или отсрочить царского назначения они не смели, но для того, кто был скуп на вознаграждение, грамоты писались простым слогом и в конце оных прибавлялись обыкновенно фразы: А кто нарушит сию пожалованную моту, тот будет проклят. Для того же, от кого ожидали подарка хорошего, заключение состояло из подобных фраз: Нарушителя сей бумаги да постигнет гнев Божий мгновенно, и да падет дом его, как дом братоубийца Каина, и да свяжет его Матерь Божия и двенадцать верховных апостолов решимо, и да будет он затем ввергнут в бездну геенны, в огонь вечный диавола. Утверждающие же сию неизменную бумагу да будут благословенны и на земле и на небесах. А подобные фразы не были пустым щегольством: они показывали степень внимания царского и придавали большее значение грамоте».

Та же самая неопределенность содержания и скудость его проявлялась и относительно лиц, заведовавших различными частями гражданского управления.

В административном отношении Имеретия разделялась на шесть округов, не имевших, впрочем, никакого значения, а все управление страны сосредоточивалось в двадцати шести моуравствах с поставленными во главе их правителями – моуравами, которые заведовали и жили или в крепостях, или среди управляемых ими царских крестьян.

Моуравы разбирали споры и жалобы, возникавшие между поселянами их участка, приводили в исполнение царские указы и приказания, наблюдали за тишиною и спокойствием и, наконец, в крайних случаях выступали в поход вместе с жителями своего моуравства.

В имениях же, принадлежавших церквам и монастырям, моуравы назначались от духовного ведомства, а в помещичьих деревнях должность моуравов исполняли сами помещики. В своих решениях по тяжебным делам как помещики, так и моуравы были подчинены мдиван-бегам.

Должность моурава над известным участком переходила по большей части к лицам одной и той же фамилии, в которой можно считать ее наследственною, и случалось иногда, что делами участка заведовало одно лицо, а доходы с моуравства принадлежали не исключительно ему, а шли в раздел между несколькими лицами его фамилии. Моураву присвоены были некоторые источники доходов. Во время разъездов моурава он продовольствовался на счет жителей, приносивших ему, кроме того, на дом дзгвени — известное количество съестных припасов. Один из домов по выбору моурава вносил ему все те подати, которые подлежали уплате в казну. Моурав получал особую пошлину со вдов, выходящих вторично замуж; имел право наряжать жителей своего участка на полевые работы и брать к себе в услужение. Крестьяне обязаны были во время войны доставлять своему моураву провиант и с захваченной добычи выделять некоторую часть. Лица, которым царь жаловал крестьян или землю, вносили моураву самоураво — особую и определенную пошлину.

Самым важным из всех моуравов был моурав кутаисский, в подчинении у которого находились: мамасахлиси — градоначальник и мсудискари — таможенный комиссар.

Кутаисский моурав, пользуясь сравнительно с прочими моуравами значительно большими доходами с таможни, соли, рыбы, приводимого на продажу скота, с вьюков, проходивших через мосты, и проч., соединял, кроме того, в своем лице звание сардара и в решении дел не подчинялся мдиван-бегам, составлявшим диван — верховное судилище как по уголовным, так и гражданским делам.

Диван состоял из двух мдиван-бегов, часто неграмотных и имевших у себя помощниками мдиванов, или секретарей. Составляя диван, мдиван-беги не решали дела общим советом, а каждый отдельно, без определенного места и времени заседаний, а когда и где случится или, скорее, где поймают их тяжущиеся. Они жили то в деревне, то в городе, смотря по желанию, и случалось, что просители ожидали или искали их по нескольку дней.

Самый разбор дел производился или в доме мдиван-бегов, или на чистом воздухе, под тенью какого-нибудь дерева, во всякое время дня и ночи. Приняв просьбу или жалобу, судьи начинали с того, что прежде всего отбирали сабчо — плату за решение дела в пользу присутствия, величина которой сообразовалась с важностию дела. «Все дела гражданские решались присягою, которую принимал ответчик с известным числом соприсягателей равных по своему званию истцу. Обыкновенно же на каждые десять марчил спорного предмета требовался один соприсягатель, на двадцать марчил двое и т. д. За присягу платились деньги. Не имевший возможности уговорить или нанять положенного числа соприсягателей терял тяжбу; представивший их узаконенное число и принявший с ними присягу выигрывал дело. И тут же составлялось на небольшом клочке бумаги судебное определение и выдавалось на руки правой стороне. По уголовной части соприсягатели допускались только в маловажных случаях, а в делах по воровству, грабежам, пленнопродавству и смертоубийству мдиван-беги выслушивали жалобщиков и потом, смотря по обстоятельствам дела, спрашивали свидетелей: известных и почетных лиц обыкновенно без присяги, а простых людей под присягою».

В случае запутанности дела допускалось оправдание обвиняемого теми же средствами, которые существовали и в Грузии.

Основанием при определении меры взысканий или наказаний как в Имеретин, так и в Мингрелии служили законы царя Вахтанга, с некоторыми, впрочем, изменениями и установившимися обычаями.

Обвиненного в убийстве сжигали на костре, зарывали в землю или засыпали в котле известью, а с имения его взыскивали штраф в пользу семейства убитого. За пленнопродавство отсекали руки и ноги, а иногда сжигали на костре. За воровство взыскивалось в пять раз более украденного, а воровство, несколько раз повторенное, наказывалось отсечением членов. За присвоение чужой земли, леса и порубку его взыскивалось вдвое против цены в пользу обиженного и т. п.

Разборы дел производились всегда при открытых дверях, каждый мог их слышать, а некоторые приглашались даже и к участию в разбирательстве. Приговоры в Имеретии были всегда письменные, составлялись мдиванами, получавшими за то особую плату, известную под именем самдивно. В тех случаях, когда преступник подлежал смертной казни, тогда в заседание дивана приглашались духовные и почетнейшие гражданские лица, которые совокупно и постановляли приговор.