История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 124

Мустафа отвечал на это письмо, что всем известно, сколько потерпел он от Ага-Магомет-хана; что когда потребно будет против персидского властителя ополчение с его стороны, то он, Мустафа, готов собрать свои силы и присоединить их к русским, но только тогда, когда сии последние переправятся за реку Куру.

Так говорил хан, опасаясь приближения персиян и в то же время желая искренно выпроводить русских из своих владений.

Слух о приближении Ага-Магомет-хана беспокоил прочих владельцев. Ибрагим-хан Шушинский писал главнокомандующему, что к нему прибыли посланники от азербайджанских ханов с просьбою разъяснить им намерения русских. Ибрагим говорил, что сам он предан России настолько, что просит считать Шушу русским городом и не оставить его своею защитою. Он наивно уверял, что если русские сохранят в своих руках Шушу, то могут обладать всею вселенною. Карабахский хан просил поспешить движением в Астрабад или Мазендеран, где собирается большая часть сил Ага-Магомет-хана, и прислать ему, Ибрагиму, 12 000 русских войск, с которыми он мог бы двинуться по нахичеванской дороге для наказания всех противящихся воле русской императрицы.

«С места, на котором теперь находитесь, – писал Ибрагим-хан графу Зубову, – надобно переходить дистанциями и идти до Тавриза. Народы здешние преисполнены коварства и лукавства, почему не полагайтесь на слова их, и, если будут они делать какие-либо представления, прошу не оставлять меня уведомлениями».

Граф Зубов благодарил Ибрагима за поданные ему советы, но не верил искренности как его, так и прочих ханов. С получением известия о приближении персиян к их владениям все ханы становились между двух огней: они опасались вторжения Ага-Магомет-хана и неразлучных с подобным вторжением бедствий и разорений; с другой стороны, вступлением в подданство России боялись лишиться своей независимости. Известная жестокость Ага-Магомет-хана и великодушие русского правительства не заставляли ханов долго задумываться о том, на чью сторону временно склониться было более выгодно, и все они один за другим стали заявлять о своей преданности России. Нахичеванский Келб-Али-хан клялся и божился, что он искренно предан императрице. Ганжинский Джевад-хан, зная о притязаниях на Ганжу царя Ираклия и Ибрагима Шушинского, также заискивал у главнокомандующего, давал проводников посланным в Грузию и даже просил прислать в его владения как можно скорее русские войска, дабы они могли занять крепость прежде, чем явятся персияне. Джевад-хан считал более выгодным подчиниться России, чем подпасть под власть карабахского хана или царя Грузии.

Последний, не покидая надежды овладеть Ганжею, еще в июне месяце отправил вместе с Ибрагим-ханом Шушинским своих посланников в русский лагерь. Поздравляя графа Зубова с приобретенными успехами, прибывшие высказывали желание о скорейшем соединении с русскими войсками, признавая силы свои недостаточными для овладения Ганжею, которую держали тогда в осаде.

Ираклий писал главнокомандующему, что ласковое обращение русских привлекло к ним все сердца персиян; что овладение Ганжею не следует отлагать до осени и что приход русских войск скоро решил бы участь не только этого города, но и Эривани. Царь уведомлял, что, в случае движения русских на Ганжу, самая лучшая переправа через реку Куру находится у местечка Менгечаура.

Граф Зубов отвечал Ираклию, что занятие Ганжи русскими войсками входит в проект предположенных действий, а относительно Эривани советовал Ираклию самому овладеть ею, так как приближение наших войск к турецким границам несогласно с видами нашего правительства. С этим ответом главнокомандующего был отправлен в Грузию майор Вердеревский, и в то же время дивизионный квартирмейстер Тихонов был послан для осмотра переправы через реку Куру и дороги в Ганжу.

Майор Вердеревский 4 августа возвратился из Грузии и привез самые неудовлетворительные известия о внутреннем ее положении. Царь не имел никакой власти ни над царевичами, ни над дворянами и откровенно признавался в этом полковнику Сырохневу.

Мы уже говорили, что вся Грузия была разделена на уделы, и притом так, что пять ее частей находились во власти царевичей и лишь шестая часть принадлежала дворянам. Селения, заключающиеся в этой последней части, находились в самом плачевном положении, ибо, кроме податей, платимых своим владельцам, грузины должны были нередко платить их и лицам царской фамилии. Царь, царица и царевичи могли послать указ в любое селение, принадлежащее дворянам, и требовать от него всего, что вздумается. Права сильного и захват чужой собственности имели в то время широкое применение в Грузии. Дворяне и в особенности простой народ жили до крайности бедно, «частию по лености, – доносил Сырохнев, – а частию потому, что посылаемые от царя и царевичей дворяне, есаулами называемые, отбирают у них все, что найти могут, иногда нарочно изыскивая вины, что и царь нередко делает с дворянами».

Все разбирательства по жалобам и искам производил сам царь, а чаще царица Дарья, и как просителей бывало множество, то разбирательство шло весьма медленно, и случалось, что тяжущиеся жили в Тифлисе по полугоду и возвращались домой, не получив никакого решения.

Единственным спасением для страны было бы уничтожение уделов и утверждение единовластия, но Ираклий писал графу Зубову, что уничтожить уделы он, к сожалению, не в силах, что предоставляет это в полную волю императрицы и что, в случае своей смерти, полагает более всего надежды на внука своего, царевича Давыда. Грузинский царь говорил, что изгнать персиян из Эривани и овладеть этим городом не может, по отдалению русских войск и по неимению достаточного числа своих собственных.

Действительно, по донесению полковника Сырохнева, собранные царевичем Юлоном в Карталинии войска, дойдя до Тифлиса, были распущены по своим селениям, для защиты их со стороны Ахалциха от лезгин, производивших постоянные грабежи и уводивших в плен жителей. Подобные грабежи производились не только в Карталинии, но и в Кахетии, соседи которой, джаро-белоканские лезгины, зная внутренний беспорядок, существовавший в Грузии, смело шли на грабеж и уводили пленных из-под самого Тифлиса. «От царя же и правительства, – доносил Сырохнев, – никаких мер осторожности к прекращению сего предприемлемо не было».

Ни дань, платимая грузинским царем аварскому хану, ни просьбы у ахалцихского паши, чтобы он не пропускал лезгин в Грузию, – ничто не помогало, и Грузия находилась в полной власти хищников. Ираклий видел одно спасение в защите русских войск. Он просил графа Зубова оградить его страну «от таких вредных неприятелей» и прислать поскорее русские войска, уверяя, что они не встретят затруднения в продовольствии, так как, по его словам, Грузия могла свободно прокормить 30 000 человек.

Желание получить помощь заставляло Ираклия значительно преувеличить средства страны и уверять в том, чего в действительности не было. Полковник Сырохнев доносил, что, при всех его усилиях, заготовление продовольствия идет весьма медленно, так что с начала апреля и по 15 июля он с большими усилиями мог купить 30 ароб, 98 волов и 400 мешков; что им закуплено 12 541 пуд муки и 600 пудов круп ^[494] и что, за неимением мешков, купленный хлеб он ссыпает в одну саклю, но опасается, что он слежится. Для закупленного вне Тифлиса хлеба Сырохнев не находил средств перевозки. «Верных подрядчиков, – доносил он, – никоим образом отыскать нельзя, а бочек и кулей жители во всей Грузии ни для каких употреблений не держат». Граф Зубов принужден был отправить в Грузию кули из своего отряда, и послать Сырохневу еще 5000 червонных для необходимых расходов при покупке провианта.