История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 132

При таких угрозах царю Ираклию оставалась одна только надежда на защиту русских. Разрешение оставить в Тифлисе находившиеся там два батальона, под начальством подполковника Спешнева, произвело общую радость в стране.

7 мая получено было это известие в Тифлисе, и в тот же день одновременно во всех церквах города совершено молебствие «для ободрения всех жителей». Ободрение было необходимо для грузин, в особенности теперь, когда через несколько дней шах прислал к Ираклию своего посланника, с повелительным требованием дать письменное обязательство быть в послушании шаха, обещаясь более ничего не требовать. Для большего успеха своих исканий властитель Персии, как бы вскользь, писал Ираклию, что сам он с многочисленным войском стоит в Миане, неподалеку от Тавриза. Ираклий боялся еще шаха, жестоко поступавшего при нашествии в Грузию и точно так же действовавшего теперь с другими ханами и владельцами, соседними Грузии.

Так Ага-Магомет-хан приказал, чтобы в Памбаках и Борчалах жители были послушны эриванскому хану и готовы к его услугам, а казахи и шамшадыльцы были в повиновении ганжинского хана. Нахичеванскому хану он сначала выколол глаза, а потом уморил «под палками»; то же самое сделал и с хойским ханом; ганжинского Джевад-хана отозвал к себе, а на его место назначил другого; эриванского хана обещал повесить, если не даст ему 500 000 рублей. Хан уплатил 200 000 рублей, а для уплаты остальных продавал свое недвижимое имущество. Жители Нахичевани были все ограблены, и многие из них усланы Ага-Магомет-ханом неизвестно куда. Поступки эти заставляли страшиться за себя как грузин, так и самого царя их Ираклия.

Коронование императора Павла I и пребывание его по этому случаю в Москве остановили на некоторое время переговоры нашего двора с грузинским послом. Только в июне месяце князь Чавчавадзе мог представить свои просьбы императору Павлу I. Он просил: 1) принять Грузию под покровительство России; 2) утвердить наследником престола, по назначению самого Ираклия, сына его от первого брака Георгия, и «дать царю и пароду всероссийский закон, для управления государством, дабы оным исторгнуть некоторые, вкравшиеся издревле, азиатские несправедливости судопроизводства, служащие во вред и противность православному христианскому исповеданию».

Ираклий просил о принятии его сыновей и внуков в российскую службу и, от имени народа, ходатайствовал о приказании русским войскам оставаться в Грузии до тех пор, пока не прекратятся в ней смуты и разорения. После усмирения края и прекращения смут князь Чавчавадзе просил оставить столько войск, сколько будет угодно императору, с обещанием, что царь «никак не дерзнет находящегося у него российского войска, без особого повеления, употребить вне границ Грузии и с соседями своими будет обращаться самым дружественным образом и столь долго, сколько то угодно будет повелеть ему продолжать. Сам же собою ни из чего и ни с кем никакого дела начать не отважится без высокомонаршей на то воли и всячески будет изыскивать средства жить с соседями его мирно, дружелюбно и согласно».

Ираклий, в которого все Закавказье верило, как в человека непобедимого, нуждался теперь в русском войске, как для собственной защиты, так и для защиты своего народа и царства. По словам князя Чавчавадзе, грузинам было необходимо русское войско, «как бы некий щит», как ободрение жителей в их спокойной и безопасной жизни. Оно необходимо было и для удержания каждого в своей должности, как защита и укрощение тех, которые захотели бы поколебать или нарушить общую тишину и спокойствие.

Сверх всех этих главнейших просьб грузинский посол был уполномочен просить наше правительство:

1) Принять в ведение России все находившийся в Кахетии и Карталинии крепости и определить туда русских начальников и комендантов, по назначению императора; точно так же принять в свое ведение и распоряжение все рудники, находившиеся в Грузии. По словам князя Чавчавадзе, рудники эти были обильны золотом, серебром и другими металлами. Царь Ираклий не мог воспользоваться ими за неимением людей, знающих их обработку; отдать же их на разработку иноверцам царь боялся, чтобы «чрез сие не обогатить неверных и не умножить в царстве своем магометан».

2) Монету грузинский царь просил дозволить чеканить так, чтобы на одной стороне был портрет (барельеф) императора Павла I или заглавные буквы его имени, а на другой «знак царя и Грузии», единственно для того, чтобы «можно было познать, что та монета чеканена в Грузии».

Грузинский посол не успел еще получить ответа от нашего правительства, как вся Грузия была крайне встревожена известием о приближении к ее пределам Ага-Магомет-хана.

Властитель Персии не мог забыть оскорбления, нанесенного его достоинству тем, что ничтожный хан Шушинский осмелился не покориться его власти и не хотел признавать его шахом всей Персии. Многочисленное персидское войско в 1797 году снова появилось на Араксе, и начались новые разорения карабахских жителей. Ибраим-хан Шушинский решился оставить свое владение и со своим семейством и несколькими беками бежать в Джаро-Белоканы. Две тысячи всадников, под начальством лучших военачальников, были посланы Ага-Магомет-ханом преследовать Ибраима и если возможно, то захватить его. Хотя они и настигли бежавшего при переправе через реку Тертер, но Ибраим-хан, после упорного дела, успел разбить персиян и скрыться в горах.

Ага-Магомет-хан занял без боя столицу Карабаха, Шушу, и стал разорять ее окрестности.

На юго-восточной стороне отвесной скалы стоит построенный в каре дворец Маммед-Гасан-Аги, старшего сына Ибраим-хана Карабахского. Тут поселился Ага-Магомет-хан.

«Широкие ворота ведут во внутренний двор. Вдоль переднего фаса тянется крытая галерея, защищающая от солнечных лучей покои, в которых, сквозь поднятые узорчатые окна, составленные из разноцветных стекол, еще недавно можно было видеть карабахского властелина, проводившего дни свои в бездействии, на мягких коврах, посреди своей челяди…»

Парадные комнаты шах уступил придворным, а сам скрылся в небольшой комнате, недоступной для посторонних взоров. Любимые его нукеры, Аббас-Бек и Сафар-Али, поместились в другой комнате, отделенной коридором.

Угрюма была комната шаха, без всякой мебели. «На полу лишь был разостлан богатый ковер, чтобы предохранить ногу властелина от жесткого прикосновения к каменным плитам, да у стены стояла, знаменитая в то время, походная кровать шаха, служившая ему и кроватью, и престолом, или парадным седалищем. Ткань, густо усеянная жемчугом и драгоценными каменьями, покрывала эту кровать, вплоть до пола, а посредине дорогого одеяла было оставлено незашитое поле из пурпурового бархата, обозначавшее место ханского сиденья. Тут обыкновенно восседал хан, с поджатыми под себя ногами, одетый в широкую шубу, покрытую богатой шалью красного цвета».

Перед дворцом толпились персияне, а на площади расположилась бивуаком гвардия шаха. Все было тихо в Шуше; все боялось нарушить спокойствие шаха и тревожить его чуткое ухо. Так прошло семь дней по занятии шушинской крепости.

Вечером восьмого дня Ага-Магомет-хан молился, когда на пороге его комнаты появился Садык-хан Шекакийский, начальник всей шахской кавалерии.