История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 117

Граждане! Докажите ему стараниями вашими, что вы можете быть достойными гражданами, а вы, поселяне, – что занимаетесь праведными трудами и земледелием; а те, кои имеют дух храбрый и воинственный, можете храбростью своею доказать верность и приверженность вашу и заслужить тем доверенность графа, дабы он, будучи поведением вашим доволен, донес об этом ее императорскому величеству. Итак, как из всей армянской нации вы первые видели спасение и пользуетесь оным, то старайтесь быть единодушными и на деле доказать приверженность вашу первому полководцу, и деяния верности вашей да послужат верностию и тем из нашей нации, кои с подобным рвением ждут вожделенного спасения… Может быть, я, если угодно будет Богу, увижу сыновей своих, и Господь, спасший и обрадовавший вас, спасет и обрадует остальных из нашей нации и не предаст вас более в руки притеснителей ваших. Да отворятся для вас врата счастия, и да усилит более и более Всевышний десницу полководца вашего, и как врата Дербента открыты, да откроются врата вашей Армении».

Иосиф приехал в Дербент тогда, когда граф Зубов двинулся далее. Пользуясь вниманием, которое оказывали ему многие влиятельные лица в России, армянский архиепископ вздумал вмешаться в дела покоренного ханства. Иосиф стал отбирать христиан, живших по разным случаям среди магометанских семейств, не упускал случая придираться к мусульманам, старался унизить последних пред армянами, словом, в самое короткое время своего пребывания в Дербенте восстановил против себя все население. Генерал-майор Савельев жаловался графу Зубову, что архиепископ самопроизвольно вмешивается в дела, а дербентский наиб Хадыр-бек просил уволить его от должности. Главнокомандующий отправил Савельеву открытое предписание, в котором сообщал, что, будучи начальником гарнизона и исполнителем предначертаний одного только главнокомандующего, он обязан не допускать никаких посторонних влияний и прежде всего иметь в виду, что спокойствие страны обеспечивается удалением от жителей всякого неудовольствия, и, следовательно, «запрещать и истреблять все, что может навести им беспокойства».

Не довольствуясь этим предписанием, без сомнения скоро сделавшимся известным армянскому архиепископу, граф Зубов вызвал Иосифа в главную квартиру, но и там принужден был ограничить слишком неуместную и даже вредную деятельность архипастыря.

Войдя в сношение с эчмиадзинским патриархом и не спрашивая ничьего позволения, Иосиф написал вместе с ним коллективное послание к армянам, жившим в Карабахе (Шушинском ханстве) и других местах Закавказья, в котором говорилось, что русские войска вступили в Персию с главным намерением освободить армян от ига мусульман и сделать их независимыми. Это послание произвело всеобщее волнение среди жителей Закавказья: армяне мечтали о восстановлении царства «Великой Армении», мусульмане же, напротив, опасались порабощения и утраты их господства и привилегий. Более других это известие озаботило Ибраим-хана Шушинского, имевшего основание предполагать, что русские приближаются к его владениям с целью сложить с него ханское достоинство. Убеждение в последнем было тем сильнее у Ибраим-хана, что во время осады Ганжи он слышал то же самое и от грузинского царя Ираклия.

Мы видели, что Ираклий не хотел упустить из рук «добычи ганжинской» и потому еще в феврале месяце отправил к Ганже сына своего царевича Александра, как говорили тогда, с тремя тысячами человек не войска, а ополчившихся грузин, потому что нельзя же назвать войском людей босых, с палками, без ружей и имевших весьма скудные средства для пропитания. Во время похода грузины следовали партиями, человек по пятнадцати, причем каждый обязан был иметь при себе провиант и продовольствоваться как знает. Естественно, что те, которые выступали в поход прежде других, скорее расходовали свой провиант и возвращались домой, не испрашивая ничьего позволения, так что ни царь, а равно никто из начальников не мог определить действительного числа войск, и было ли с царевичем Александром действительно три тысячи человек, сказать трудно. Зато достоверно известно, что не прошло и трех месяцев со дня обложения Ганжи, как все войска Александра, за недостатком продовольствия, разошлись по домам. Под Ганжею осталось только сто человек грузин, когда Ибраим-хан Шушинский и Омар-хан Аварский, по совету того же Ираклия, подошли со своими войсками к городу и осадили его. Пока Ираклий собирал вторично свои войска, карабахский хан вел переговоры с Джевад-ханом и, как только узнал о вторичном движении грузинских войск, Ибраим тотчас же заключил с ганжинским ханом перемирие, взял с него 10 000 рублей, сына и сестру в аманаты и отступил от крепости. Аварский хан удовольствовался выдачею по сорока рублей на каждого из его воинов и также ушел в свои владения. Когда в мае Ираклий подошел к Ганже, то все уже было покончено и ему не оставалось ничего более, как удовольствоваться возвращением захваченных, при нашествии Ага-Магомет-хана, четырехсот человек пленных грузин. Раздосадованный изменою, Ираклий высказал Ибраиму, что русские войска присланы в Персию для усиления Грузии и подчинения власти царя как его, Ибраим-хана, так и других магометанских владельцев.

После таких угроз послание армянского патриарха и архиепископа Иосифа должно было крайне встревожить Ибраим-хана. Он призвал к себе мелика Джемширова и, угрожая ему казнью, если не утихнет волнение, прибавил, однако же, что боится русских столько же, сколько и Ага-Магомет-хана. Тем не менее для устранения грозившей, по его мнению, опасности Ибраим отправил своих посланников к Мустафе-хану Шемахинскому и Селиму Текинскому с намерением заключить с ними оборонительный союз против русских. Будучи в ссоре с Селимом, Ибраим старался примириться с ним, искал руки его сестры и в то же время, под предлогом приветствования главнокомандующего, отправил одного из довереннейших лиц в русский лагерь с значительною суммою денег и с поручением склонить на свою сторону, при помощи обещаний и подарков, находившегося в нашем лагере Нур-Али-хана и уговорить его убить главнокомандующего.

Двадцатилетний Нур-Али-хан, родной племянник известного Керим-хана, по неудовольствию бежал из Персии и явился к графу Зубову еще в апреле месяце, вскоре после приезда главнокомандующего в Кизляр. Заявляя о своей преданности России, Нур-Али высказал желание служить при русских войсках, и граф Зубов взял его с собою, полагая, что он может быть с пользою употреблен по персидским делам.

Во все время пребывания своего в русском лагере Нур-Али пользовался полным вниманием главнокомандующего и вел себя так, что не подавал никакого повода к сомнению относительно его верности и преданности России. Он называл графа Зубова своим отцом и казался преданным ему всею сыновнею горячностью. Не получая ни в чем отказа, Нур-Али успел собрать около себя до ста человек персиян, под именем нукеров, конюших, верблюжников и проч. Окруженный столь многочисленною свитою и получая значительное содержание, он жил в свое удовольствие, в особенности со времени побега Шейх-Али-хана, оставшееся имущество которого было отдано Нур-Али-хану.

Молодой хан днем занимался джигитовкою, а по вечерам, окруженный толпою своих нукеров, наслаждался песенниками, которые, по словам очевидца, имея весьма приятные голоса, «по большей части пели одну любовную персидскую песню, которая столь понравилась у нас в армии, что почти все ее вытвердили и пели».