История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 118

Казалось, что Нур-Али нечего было желать лучшего, но, как истый персиянин, он, не обладая великодушием и благодарностью, носил в себе коварство и измену. Вскоре после прибытия в русский лагерь посла шушинского хана стали замечать, что Нур-Али по ночам выходит из палатки и весьма часто совещается с посланниками Ибраима. На вопрос о причинах такого поведения Нур-Али отвечал, что ходит для того, чтобы выведать от посланника что-либо полезное для главнокомандующего. Не имея основания обвинять хана в измене, граф Зубов оставил его до времени на свободе, но приказал следить за его поведением и поступками. Нур-Али продолжал свои сношения с посланником Ибраим-хана, который передал ему три тысячи рублей денег и заявил, что если он исполнит задуманное предприятие, то Ибраим-хан обязуется выдать за Нур-Али свою дочь, красавицу, известную всему Закавказью и впоследствии украшавшую гарем Фет-Али-шаха. Прельщенный таким обещанием, молодой хан склонился на сторону Ибраим-хана и, по наущению его посланника, вошел в сношение с Мустафою, ханом Шемахинским и Селимом, ханом Текинским. Под видом откровенности и истинного расположения Нур-Али сообщил им, что главнокомандующий, за медленную присылку заложников, имеет в виду низложить как Мустафу, так и Селим-хана Текинского, а вместо них поручить управление ему, Нур-Али; но что он, радея своим единоверцам и по долгу магометанской религии, извещает о том ханов. Нетрудно представить себе то впечатление, которое произвело это известие на обоих ханов, и без того мало преданных России. До сих пор враждебные друг другу ^[492], они готовы были теперь соединиться вместе, чтобы действовать совокупными силами против русских войск. Существовавшую между ними вражду они хотели сделать орудием для исполнения своих замыслов. Под предлогом взаимного примирения оба хана отправили к графу Зубову своих посланников с объявлением, что желают съехаться на свидание и просят главнокомандующего не тревожиться тем, что они станут собирать войска в значительном числе.

– По бывшему между ханами несогласию, – говорили посланники, – осторожность воспрещает им при свидании быть в малых силах и иметь менее пяти тысяч человек с каждой стороны.

– При всяком сборе более пятисот человек, – отвечал на это граф Зубов, – осторожность с моей стороны требует ввести свои силы в те земли, где составляется сильное ополчение, и потому я желал бы, чтобы ханы своих войск не собирали.

Несмотря на такое предупреждение, ханы готовились к обороне. У текинского хана в течение четырех суток каждую ночь собирались чиновники и советники и наконец положили сделать распоряжение, чтобы все жители вооружились тайным образом.

То же самое сделал и хан Шемахинский. Переговоры и совещания эти не могли оставаться тайною, и до главнокомандующего стали доходить слухи о существовании тайных сношений и весьма частых пересылок между ханами Шемахинским, Текинским и Шушинским. Хотя причина этих сношений вначале и не была известна, но скоро случай открыл все козни врагов России.

Однажды Нур-Али-хан, занимаясь, по обыкновению, джигитовкою, уронил с головы шапку. Приставленный для наблюдения за ханом чиновник заметил при этом, что из шапки выпало письмо, адресованное к Мустафа-хану Шемахинскому, поднял его и спрятал от хана. Последний, позабыв о вложенном в шапку письме, в течение целого дня не хватился его, и оно было тотчас же представлено главнокомандующему. Нур-Али-хан назначал Мустафе день и час, когда он должен был напасть нечаянно на русский лагерь и стараться окружить ставку главнокомандующего. Молодой хан обещал быть со своею свитою в совершенной готовности и совокупными силами убить графа Зубова. Судя по себе, персияне полагали, что со смертью главнокомандующего все планы русских рушатся, войска разбегутся и заговорщики останутся победителями.

С наступлением ночи палатка Нур-Али-хана была, по приказанию графа Зубова, окружена войсками, хан был арестован и впоследствии отправлен через Баку в Астрахань. Вместе с арестом хана была взята и вся его свита, у которой найдено тайно приготовленное оружие, иметь которое персиянам было строго воспрещено.

Известие о том, что Нур-Али арестован и замысел его открыт, заставило Мустафа-хана Шемахинского бежать на гору Фит-Даг и запереться в тамошней крепости. Селим-хан притих и до времени оставался в своем владении, а Ибраим-хан Шушинский, желая скрыть свое участие в общем заговоре против главнокомандующего, отправил в русский лагерь своего сына Абул-Фет-агу с письмом, в котором писал, что посылает сына в знак отличного усердия к высочайшему престолу.

Полагая, что бегство Мустафы может вызвать между шемахинцами волнение, подобное тому, которое было вызвано побегом Шейх-Алихана среди кубинцев, граф Зубов разослал оповещение, в котором просил как шемахинцев, так и шекинцев оставаться спокойными, и поручил архиепископу Иосифу объяснить ханам, через преданных ему армян, что русские не имеют против них никаких вредных намерений.

В то же время главнокомандующий, не переменяя дружеского тона и не подавая вида, что знает об участии Мустафы в общем покушении на его жизнь, написал хану письмо, где говорил, что, по доходящим до него слухам, которым, впрочем, он не дает веры, некоторые недоброжелательные люди стараются прервать между ними добрые отношения и приязнь, «которая с его, Мустафа-хана, стороны утверждена клятвенным вступлением в подданство ее императорского величества». Граф Зубов писал, что, не видя ни оснований, ни выгоды для хана в прекращении дружественных отношений, отправляет к нему майора Качкачева, вместе с посланником хана Карабахского, коим поручает объявить Мустафе свое расположение, и, чтобы успокоить обе стороны, просит исполнить требование, которое словесно будет объявлено майором Качкачевым.

Ибраим-хану главнокомандующий писал, что удерживал его посланника так долго в своем лагере потому, что в лице его желал ближе ознакомиться с самим Ибраим-ханом, узнать его виды и намерения, соблюдать которые он сам искренно желает.

По приезде в Шемаху майор Качкачев передал Мустафе желание главнокомандующего, чтобы хан прислал в аманаты брата своего, молодого мальчика, и, в доказательство своего расположения, приехал бы сам в русский лагерь для свидания с графом Зубовым. Мустафа отвечал, что готов исполнить все желания главнокомандующего, но считает для себя обидным требование брата в аманаты и видит в этом сомнение в его верности.

– Я настолько предан России, – говорил Мустафа, – что прошу считать владения мои не иначе, как Астраханскою губерниею, и хотя Ага-Магомет-хан требовал от меня присылки аманатов, но я не только из родственников, но даже и из подчиненных никого не послал, а всегда был и есмь ему неприятель. Когда русские войска прибыли к Дербенту, я один разбил войска Ага-Магомет-хана и свою приверженность России засвидетельствовал лично главнокомандующему.

Что касается до приезда в русский лагерь, то Мустафа уклонялся от этого, говоря, что опасается графа Зубова, «как человека большого и во всем пред ним преимущественнейшего». Хан просил доставить ему случай видеться с кем-нибудь из генералов или с армянским архиепископом Иосифом, для чего и обещал выехать из Шемахи в то селение, которое назначено будет местом свидания. Главнокомандующий отвечал, что Мустафа может видеться с архиепископом Иосифом в ближайшем армянском монастыре.